Содержание • Проект "Военная литература" • Исследования
Глава 26.
Зачем был создан второй стратегический эшелон
Мобилизация есть война, и иного понимания ее мы не мыслим.
Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников
Коммунисты объясняют создание и выдвижение Второго стратегического эшелона Красной Армии в западные районы страны тем, что вот-де Черчилль предупредил, Зорге предупредил, еще кто-то предупредил, одним словом, выдвижение Второго стратегического эшелона — это реакция Сталина на действия Гитлера.
Но это объяснение не выдерживает критики.
Генерал армии И. В. Тюленев в самый первый момент вторжения германских войск разговаривает в Кремле с Жуковым. Вот слова Жукова: "Доложили Сталину, но он по-прежнему не верит, считает это провокацией немецких генералов" (Через три войны. С. 141).
Таких свидетельств я могу привести тысячу, но и до меня много раз доказано, что Сталин в возможность германского нападения не верил до самого последнего момента, даже после вторжения и то не верил.
У коммунистических историков получается нестыковка: Сталин проводит самую мощную перегруппировку войск в истории человечества, для того чтобы предотвратить германскую агрессию, в возможность которой он не верит!
Выдвижение Второго стратегического эшелона это не реакция на действия Гитлера. Создание Второго стратегического эшелона началось до знаменитого "предупреждения" Черчилля, до "важных" сообщений Зорге, до начала массовых перебросок германских войск на советские границы.
Переброска войск Второго стратегического эшелона — это железнодорожная операция, которая требовала длительной подготовки, точного предварительного планирования. Маршал Советского Союза С. К. Куркоткин сообщает, что Генеральный штаб передал все необходимые документы по перевозкам войск в Наркомат путей сообщения 21 февраля 1941 года (Тыл Советских Вооруженных Сил в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. С. 33). Но и Генеральному штабу требовалось время на то, чтобы эти документы тщательно подготовить, нужно было точно указать железнодорожникам когда, куда, какой транспорт подавать, как маскировать погрузку и переброску, какие маршруты использовать, где готовить места массовой разгрузки войск. Но чтобы подготовить все это, Генеральный штаб должен был точно определить, где и какие войска, в какое время должны появиться. Значит, решение о создании Второго стратегического эшелона и начало планирования его переброски и боевого использования мы должны искать где-то раньше. И мы находим...
Создание войск во внутренних округах и переброска их в западные приграничные — это процесс, начатый 19 августа 1939 года. Начатый решением Политбюро, он никогда не прекращался, постепенно набирая силу. Вот только один военный округ для примера — Уральский. В сентябре 1939 года в нем формируются две новые дивизии: 85-я и 159-я. 85-ю мы находим 21 июня 1941 года у самых германских границ в районе Августова на участке, где НКВД режет колючую проволоку. 159-ю мы тоже находим на самой границе в Рава-Русской, в составе 6-й (сверхударной) армии. В конце 1939 года в том же Уральском военном округе создаются 110-я, 125-я, 128-я стрелковые дивизии, и каждую из них мы потом находим на германских границах. Причем 125-я, по советским источникам, — "непосредственно на границе" Восточной Пруссии. Уральский округ формировал еще много полков и дивизий, и все они тихо и без шума перебирались поближе к границам.
Пока Второй стратегический эшелон официально не существует, пока его армии находятся на положении призраков, высшее советское военное руководство отрабатывает способы взаимодействия войск Первого и Второго стратегических эшелонов. Вот во второй половине 1940 года генерал армии Д. Г. Павлов проводит совещание с командующими армиями и начальниками штабов Западного особого военного округа. В иерархии советских генералов и адмиралов Д. Г. Павлов занимает четвертое место.
В Западном особом военном округе готовятся командно-штабные учения. Отрабатываются способы действий командиров, штабов, систем связи в начальный период войны. Советским штабам в ходе учений предстоит перемещаться на запад точно так, как они готовятся делать это в начале войны. Начальник штаба 4-й армии Л. М. Сандалов задает недоуменный вопрос: "А те штабы, которые находятся у самой границы? Куда им двигаться?" (Генерал-полковник Л. М. Сандалов. Пережитое. С. 65). Нужно отметить, что при подготовке оборонительной войны никто не держит штабов "у самой границы", а советские штабы были выдвинуты сюда и тут находились постоянно с момента установления общих границ с Германией.
Интересна также реакция начальника штаба приграничной армии: у него приказ "передвигаться" ассоциируется только с понятиями "передвигаться на запад", "передвигаться через границу". Он даже представить себе не может, что в войне штаб можно перемещать куда-то еще.
На совещании вблизи границ кроме командиров Первого стратегического эшелона присутствуют высокие гости из Второго стратегического эшелона во главе с командующим Московским военным округом генералом армии И. В. Тюленевым, который занимает в ряду тысячи генералов третье место. Пользуясь присутствием Тюленева, генерал армии Д. Г. Павлов объясняет командующему 4-й армии генерал-лейтенанту В. И. Чуйкову (будущему Маршалу Советского Союза) назначение Второго стратегического эшелона:
"...Когда из тыла подойдут войска внутренних округов, — Павлов посмотрел на Тюленева, — когда в полосе вашей армии будет достигнута плотность — семь с половиной километров на дивизию, тогда можно будет двигаться вперед и не сомневаться в успехе" (там же).
Присутствие командующего Московским военным округом генерала армии И. В. Тюленева на совещании в приграничном военном округе очень знаменательно. Уже в 1940 году он знал свою роль в начальном периоде войны: со своим штабом появиться в приграничном округе, когда Первый стратегический эшелон перейдет государственную границу. К слову сказать, в феврале 1941 года под напором Жукова, принявшего Генеральный штаб, советский план был изменен, и генерал армии Тюленев со своим штабом должен был тайно перебрасываться не на германскую, а на румынскую границу, ибо основные усилия Красной Армии были сконцентрированы именно там.
Плотность войск "семь с половиной километров на дивизию", которую используют советские генералы, — это стандарт для наступления. В то же время для оборонительных действий дивизии давалась полоса местности в три-четыре раза большая. Тут же на совещании отрабатывается и еще один важный вопрос о том, как маскировать выдвижение советских войск к границам: "выдвижение... новых дивизий можно провести под видом учебных сборов".
13 июня 1941 года — это момент, когда 77 советских дивизий внутренних военных округов "под видом учебных сборов" устремились к западным границам. В этой ситуации Адольф Гитлер не стал дожидаться, когда советские генералы создадут "уставную плотность — семь с половиной километров на дивизию", и нанес удар первым.
После того как Германия начала превентивную войну, Второй стратегический эшелон (как и Первый) использовался для обороны. Но это совсем не означает, что он для этого создавался.
Генерал армии М. И. Казаков говорит о Втором эшелоне: "После начала войны в планы его использования пришлось внести кардинальные изменения" (ВИЖ, 1972, N 12, с. 46).
Генерал-майор В. Земсков выражается более точно: "Эти резервы мы вынуждены были использовать не для наступления в соответствии с планом, а для обороны" (ВИЖ, 1971, N 10, с. 13).
Генерал армии С. П. Иванов: "В случае если бы войскам Первого стратегического эшелона удалось... перенести боевые действия на территорию противника еще до развертывания главных сил, Второй стратегический эшелон должен был нарастить усилия Первого эшелона и развивать ответный удар в соответствии с общим стратегическим замыслом" (Начальный период войны. С. 206). В этой фразе не должен смущать термин "ответный удар". Значение этого термина можно понять, оглянувшись на Зимнюю войну.
Даже сорок лет спустя советская версия гласит, что Финляндия напала, а Красная Армия только нанесла "ответный удар".
О настроениях во Втором стратегическом эшелоне рассказывает генерал-лейтенант С. А. Калинин. Перед началом тайного выдвижения на запад он готовит войска Сибирского военного округа (превращенные затем в 24-ю армию) к боевым действиям.
В ходе учений генерал заслушивает мнение младшего офицера: "Да и укрепления-то, наверное, не потребуются. Ведь мы готовимся не к обороне, а к наступлению, будем бить врага на его же территории" (Размышления о минувшем. С. 124). Генерал Калинин передает слова молодого офицера с некоторой иронией: вот какой наивный. Но он не говорит, откуда у молодого офицера такие настроения. Если офицер не прав, генерал Калинин должен был бы его поправить, а кроме того, указать всем командирам от батальона до корпуса, что младшие офицеры чего-то не понимают, что направленность боевой подготовки односторонняя. Генерал Калинин должен был немедленно опросить командиров в соседних батальонах, полках, дивизиях, и если это "неправильное" мнение повторится, издать громовой приказ по 24-й армии об изменении направленности боевой подготовки. Но генерал Калинин этого не делает, и его войска продолжают готовиться "воевать на территории противника".
Не вина молодых командиров в том, что они к обороне не были готовы, но даже не вина и генерала Калинина. Он только командующий одной армии, но все армии готовились воевать "на территории противника".
Интересно заявление того же генерала в той же книге (с. 182-183). Сдав 24-ю армию генералу К. И. Ракутину, Калинин вернулся в Сибирь и тут "в барачных городках для лесорубов" готовит десять новых дивизий. Слово Калинину: "С чего же начинать? На чем сосредоточить при обучении войск главное внимание — на обороне или наступлении? Положение на фронтах оставалось напряженным. Войска Красной Армии продолжали вести тяжелые оборонительные бои.
Опыт боев показал, что мы далеко не всегда умело строили оборону. Оборонительные позиции зачастую плохо оборудовались в инженерном отношении. Подчас даже на первой позиции не имелось системы траншей. Боевой порядок оборонявшихся чаще всего состоял из одного эшелона и небольшого резерва, что снижало стойкость войск. Во многих случаях люди были плохо подготовлены к противотанковой обороне, существовала известная танкобоязнь...
Вместе с тем думалось: "Не всегда же мы будем обороняться. Отступление — дело вынужденное...
К тому же оборона никогда не считалась и не считается главным видом боевых действий... Значит, нужно готовить войска к наступательным боям... Поделился я с командирами. Пришли к единому мнению: главные усилия при обучении направлять на тщательную отработку вопросов тактики наступательных действий".
Главная задача государства и его армии осенью 1941 года — остановить врага хотя бы у стен Москвы, и всем ясно, что к обороне Красная Армия не готова. Но ее и не готовят. Не готова к обороне — ну и ничего! Все равно будем готовиться к наступлению! Только к наступлению!
Если даже после германского вторжения, когда германская армия угрожает самому существованию коммунистического режима, генерал Калинин продолжает учить войска только наступлению, к чему же он их готовил до германского вторжения?
Второй стратегический эшелон в результате германской превентивной акции пришлось использовать не по прямому назначению, а для обороны. Но у нас достаточно документов для того, чтобы установить первоначальное предназначение Второго стратегического эшелона, и роль, которая отводилась ему в советских планах войны. Тут, как и в Первом эшелоне, каждая армия имела свою неповторимую индивидуальность, свое лицо, свой характер. Большинство армий выдвигались налегке, представляя собой как бы мощный каркас, который после прибытия и тайного развертывания в лесах западных районов страны предстояло дополнить, достроить. Стандартный состав армий Второго стратегического эшелона: два стрелковых корпуса по три стрелковые дивизии в каждом. Это не ударная, а обычная армия сокращенного состава.
По прибытии в западные районы каждая армия немедленно приступала к отмобилизованию и дополнению своих дивизий и корпусов. Отсутствие механизированных корпусов с огромным количеством танков в составе большинства армий Второго стратегического эшелона вполне логично. Во-первых, такие корпуса создавались в основном в западных районах страны. В случае необходимости их не надо перебрасывать на запад из далеких уральских и сибирских провинций: проще прибывающие оттуда облегченные армии дополнить такими корпусами уже в западных районах страны. Еще лучший вариант: использовать подавляющее большинство механизированных корпусов в первом внезапном ударе, чтобы он получился необычайно мощным, после этого ввести в бой Второй стратегический эшелон и передать его облегченным армиям все танки, которые уцелеют после первых операций.
Но среди армий Второго стратегического эшелона были и исключения, 16-я армия была явно ударной. В ее составе был полностью укомплектованный механизированный корпус, который имел более 1000 танков, кроме того, вместе с этой армией на запад выдвигалась отдельная 57-я танковая дивизия (полковник В. А. Мишулин), которая находилась в оперативном подчинении командующего 16-й армией. Всего с учетом этой дивизии в 16-й армии было более 1200 танков, а при полном укомплектовании эта цифра должна была превзойти 1340. Еще более мощной была 19-я армия, тайно перебрасываемая с Северного Кавказа. В ее составе было четыре корпуса, включая один механизированный (26-й). Есть достаточно сведений о том, что 25-й механизированный корпус (генерал-майор С. М. Кривошеин) тоже предназначался 19-й армии. Это была явно сверхударная армия. Даже ее стрелковые корпуса имели необычную организацию и возглавлялись командирами очень высокого ранга. Например, 34-й стрелковый корпус (генерал-лейтенант Р. П. Хмельницкий) имел в своем составе четыре стрелковые и одну горнострелковую дивизии и несколько тяжелых артиллерийских полков. Присутствие горнострелковых дивизий в армии не случайно, 19-я армия, самая мощная армия Второго стратегического эшелона, тайно развертывалась НЕ ПРОТИВ ГЕРМАНИИ.
В этом проявляется весь советский замысел: самая мощная армия Первого стратегического эшелона — против Румынии, самая мощная армия Второго стратегического эшелона — прямо за ее спиной, тоже против Румынии.
Платные друзья Советского Союза пустили в ход легенду о том, что Второй стратегический эшелон предназначался для "контрударов". Если так, то самый мощный "контрудар" готовился по румынским нефтяным полям.
Вторая по мощи во Втором стратегическом эшелоне 16-я армия развертывалась рядом. Она могла тоже использоваться против — Румынии, но более вероятно — против Венгрии на стыке 26-й (ударной) и 12-й (горной ударной) армий, отрезая источники нефти от потребителя.
Но Гитлер своим вторжением все это развертывание нарушил, и 16-ю и 19-ю армии срочно пришлось перебрасывать под Смоленск, отсрочив на несколько лет "освобождение" Румынии и Венгрии.
Командующий 16-й армией генерал-лейтенант М. Ф. Лукин не говорит, на каких территориях планировалось использовать 16-ю армию, которой он командовал в тот момент. Но в любом случае это не советские территории: "Мы собирались воевать на территории противника" (ВИЖ, 1979, N 7, с. 43). На той же странице Маршал Советского Союза А. М. Василевский подчеркивает, что Лукину надо верить: "в его словах много суровой правды". Василевский — сам выдающийся мастер воевать на "территориях противника". Это он в 1945 году нанес внезапный удар по японским войскам в Маньчжурии, продемонстрировав высший класс того, как надо наносить внезапный предательский удар в спину противнику, занятому войной на других фронтах.
Сразу после раздела Польши осенью 1939 года огромное количество советских войск из мест постоянной дислокации были переброшены на новые границы. Но новые территории не были приспособлены для дислокации большого количества войск, особенно современных войск с большим количеством боевой техники.
Официальная История второй мировой войны (Т. 4, с. 27): "Войска западных приграничных округов испытывали большие трудности. Все приходилось строить и оборудовать заново: ... базы и пункты снабжения, аэродромы, дорожную сеть, узлы и линии связи..."
Официальная История Белорусского военного округа (Краснознаменный Белорусский военный округ. С. 84): "Перемещение соединений и частей округа в западные области Белоруссии вызывало немалые трудности... Личный состав 3-й, 10-й, 4-й армий... занимался ремонтом и строительством казарм, складов, лагерей, оборудованием полигонов, стрельбищ, танкодромов. Войска испытывали огромное напряжение".
Генерал-полковник Л. М. Сандалов: "Перемещение сюда войск округа связано с огромными трудностями. Казарменный фонд был ничтожно мал... Для войск, не обеспеченных казарменными помещениями, строились землянки" (На Московском направлении. С. 41).
Но войска все прибывали. Генерал Сандалов говорит, что для размещения войск в 1939-1940 годах использовались склады, бараки, любые помещения. "В Бресте скопилось огромное количество войск... В нижних этажах казарм устраивались четырехъярусные нары" (там же).
Начальник Управления боевой подготовки Красной Армии генерал-лейтенант В. Н. Курдюмов на совещании командного состава в декабре 1940 года говорил, что войска в новых районах часто вместо боевой подготовки вынуждены заниматься хозяйственными работами.
На том же совещании начальник автобронетанкового управления генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко говорил, что почти все танковые соединения за 1939-1940 год сменили свою дислокацию, иногда по три-четыре раза. В результате — "больше половины частей, перешедших на новые места, не имели полигонов". Ценой огромных усилий в 1939 и 1940 годах войска Первого стратегического эшелона были устроены и расквартированы. Но вот с февраля 1941 года сначала медленно, а потом все быстрее начинается переброска в те же районы войск Второго стратегического эшелона.
И в этот момент произошло изменение, историками не замеченное: советские войска перестали заботиться о том, как они проведут следующую зиму. Войска Первого стратегического эшелона, бросив все свои землянки и недостроенные казармы, пошли в приграничную полосу. Речь идет о всех войсках и непосредственно к границе (Маршал Советского Союза И. X. Баграмян. ВИЖ, 1976, N 1, с. 62). Войска Второго стратегического эшелона, выдвигаемые из глубины страны, не использовали недостроенные казармы и военные городки, брошенные Первым стратегическим эшелоном. Прибывающие войска не собирались зимовать в этих местах и никак не готовились к зиме. Они больше не строили землянок, они не строили полигонов и стрельбищ, они даже не рыли окопов. Имеется множество официальных документов и мемуаров советских генералов и маршалов о том, что теперь войска располагались только в палатках.
Пример: ранней весной 1941 года формируется в Прибалтике 188-я стрелковая дивизия 16-го стрелкового корпуса 11-й армии. В мае она получает резервистов. Дивизия создает временный летний палаточный городок в районе Козлово Руда (45-50 км от государственной границы). Под прикрытием Сообщения ТАСС дивизия бросает этот городок и идет к границе. Любые попытки найти хоть намек на подготовку к зиме обречены на провал — дивизия не готовилась тут зимовать. Рядом идет развертывание 28-й танковой дивизии — та же картина. Во всех танковых, во всех вновь формируемых стрелковых дивизиях отношение к зиме изменилось — больше никого зима не пугает.
Маршал Советского Союза К. С. Москаленко (в то время генерал-майор, командир бригады) получает задачу от командующего 5-й армией генерал-майора М. И. Потапова: "Здесь начала формироваться твоя бригада. ...Займешь вот тут участок леса, построишь лагерь..." Мощная, полностью укомплектованная бригада в составе более 6000 человек с более сотней тяжелых орудий калибром до 8,5 мм оборудует лагерь за три дня. После этого начинается напряженная боевая подготовка 8-10 часов в день, не считая ночных занятий, самоподготовки, обслуживания вооружения, тренировок при оружии (На юго-западном направлении. С. 18).
Если советские войска готовятся к обороне, то надо зарываться в землю, создавая непрерывную линию траншей от Ледовитого океана до устья Дуная. Но они этого не делают. Если они намерены мирно провести еще одну зиму, то начиная с апреля-мая надо строить, строить и строить. Но и это не делается. Некоторые дивизии имеют где-то позади недостроенные казармы. Но многие дивизии создаются весной 1941 года и нигде ничего не имеют: ни казарм, ни бараков, но и не строят землянок. Где они собираются проводить зиму, кроме как в Центральной и Западной Европе?
Генерал-майор А. Запорожченко делает такое описание: "Завершающим этапом стратегического развертывания явилось скрытое выдвижение ударных группировок в исходные районы для наступления, которое осуществлялось в течение нескольких ночей перед нападением. Прикрытие выдвижения было организовано силами, заранее выдвинутых к границе усиленных батальонов, которые до подхода главных сил контролировали назначенные дивизиям участки фронта.
Перебазирование авиации началось в последних числах мая и закончилось к 18. июня. При этом истребительная и войсковая авиация сосредоточивалась на аэродромах, удаленных от границы до 40 км, а бомбардировочная — не далее 180 км" (ВИЖ, 1984, N 4, с. 42). В этом описании нас может удивить только дата 18 июня. Советская авиация не завершила перебазирование, а только начала его 13 июня под прикрытием Сообщения ТАСС. Отчего же генерал говорит про 18 июня? Дело в том, что он говорит не о Красной Армии, а о германском Вермахте. Там происходило то же самое: войска шли к границам ночами. Вперед были высланы усиленные батальоны. Прибывающие дивизии занимали исходные районы для наступления, проще говоря, прятались в лесах. Действия двух армий — это зеркальное изображение. Несовпадение — только во времени. Вначале советские войска действовали с опережением, теперь на две недели опережает Гитлер: у него меньше войск и перебрасывать их приходится на очень небольшое расстояние. Интересно, что в начале июня германская армия была в очень невыгодном положении: множество войск в эшелонах. Пушки в одном эшелоне, снаряды — в другом. Боевые батальоны разгружаются там, где нет штабов, а штабы — там, где нет войск. Связи нет, т. к. по соображениям безопасности работа многих радиостанций до начала боевых действий просто запрещена. Германские войска тоже не рыли землянок и не строили полигонов. Но главное сходство — огромное количество запасов, войск, авиации, госпиталей, штабов, аэродромов — у самых советских границ, и мало кто знает план дальнейших действий — это строжайший секрет высшего командования. Все то, что мы видим в Красной Армии и расцениваем как глупость, две недели назад делалось в германском Вермахте. Это не глупость, а подготовка к наступлению.
Что должно было случиться после полного сосредоточения Второго стратегического эшелона советских войск в западных районах страны? Ответ на этот вопрос был дан задолго до начала Второй мировой войны. Генерал В. Сикорский: "Стратегическое выжидание не может продолжаться после того, как все силы будут мобилизованы и их сосредоточение закончено" (Будущая война. С. 240). Это говорит начальник Генерального штаба польской армии. Однако книга опубликована в Москве по решению советского Генерального штаба для советских командиров. Книга опубликована потому, что советская военная наука еще раньше пришла к твердому убеждению: "Самое худшее в современных условиях — это стремление в начальный период войны придерживаться тактики выжидания" ("Война и революция", 1931, N8, с. 11).
Начальник советского Генерального штаба Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников в этом вопросе имел твердое мнение: "Длительное пребывание призванных резервистов под знаменами без перспектив войны может сказаться отрицательно на их моральном состоянии: вместо повышения боевой готовности последует ее понижение... Одним словом, как бы ни хотело командование, а тем более дипломатия, но с объявлением мобилизации по чисто военным причинам пушки могут начать стрелять сами.
Таким образом, нужно считать сомнительным предположение о возможности в современных условиях войны длительного пребывания мобилизованных армий в состоянии военного покоя без перехода к активным действиям" (Мозг армии. Т. 3).
Советская военная наука и тогда и сейчас считает, что "мобилизация, сосредоточение, оперативное развертывание и ведение первых операций составляет единый неразрывный процесс" (ВИЖ, 1986, N 1, с. 15). Начав мобилизацию, а тем более сосредоточение и оперативное развертывание войск, советское командование уже не могло остановить или даже затормозить этот процесс. Это примерно то же самое, как бросить руку резко вниз, расстегнуть кобуру, выхватить револьвер, навести его на противника, одновременно взводя курок. После этого, нравится вам или нет, но выстрел неизбежен — ибо, как только ваша рука мгновенно устремилась вниз, противник с такой же скоростью (а то и быстрее) делает то же самое.
Историки до сих пор не ответили нам на вопрос: кто же начал советско-германскую войну 1941 года? При решении этой проблемы историки-коммунисты предлагают следующий критерий: кто первым выстрелил, тот и виновник. А почему бы не использовать другой критерий? Почему бы не обратить внимание на то, кто первым начал мобилизацию, сосредоточение и оперативное развертывание, т. е. кто все-таки первым потянулся к пистолету?
Защитники коммунистической версии хватаются за любую соломинку. Они говорят: Шапошников понимал, что выдвижение войск — это война. Современные советские стратеги понимают это. Но в 1941 году начальником Генерального штаба был уже не Шапошников, а Жуков. Может быть, он выдвигал войска, не понимая что это война?
Нет, братцы, Жуков понимал все — и лучше нас.
Чтобы уяснить всю решительность действий советского высшего командования, мы должны вернуться в 1932 год в 4-ю кавалерийскую дивизию, лучшую не только во всей Красной кавалерии, но и во всей Красной Армии вообще. До 1931 года дивизия находилась в Ленинградском военном округе и располагалась в местах, где раньше стояла императорская конная гвардия. Каждый может сам себе представить условия, в которых жила и готовилась к боям эта дивизия. Меньше чем великолепными условия ее расквартирования назвать нельзя. Но вот в 1932 году дивизию по чрезвычайным оперативным соображениям перебросили на неподготовленную базу. Маршал Советского Союза Г. К. Жуков: "В течение полутора лет дивизия была вынуждена сама строить казармы, конюшни, штабы, жилые дома, склады и всю учебную базу. В результате блестяще подготовленная дивизия превратилась в плохую рабочую воинскую часть. Недостаток строительных материалов, дождливая погода и другие неблагоприятные условия не позволили вовремя подготовиться к зиме, что крайне тяжело отразилось на общем состоянии дивизии и ее боевой готовности. Упала дисциплина..." (Воспоминания и размышления. С. 118).
Весной лучшая дивизия Красной Армии находилась "и состоянии крайнего упадка" и "являлась небоеспособной". Командира дивизии определили в качестве главного виновника со всеми вытекающими для него последствиями, а для дивизии "подыскали нового командира". Вот этим-то командиром и стал Г. К. Жуков. Именно отсюда началось его восхождение. За работой Жукова следил не только командир корпуса С. К. Тимошенко, но и сам Нарком обороны К. Е. Ворошилов — дивизия носила его имя и считалась лучшей. Ворошилов ждал от Жукова, что тот восстановит былую славу 4-й кавалерийской дивизии, и Жуков драконовскими мерами эту славу восстановил, доказав, что ему можно ставить любую теоретически невыполнимую задачу.
В 1941 году все участники этой истории поднялись выше уровня, на котором были в 1933-м году. Гораздо выше. К. Е. Ворошилов — член Политбюро, Маршал Советского Союза, Председатель Комитета обороны; С. К. Тимошенко — Маршал Советского Союза, Нарком обороны; Жуков — генерал армии, заместитель Наркома обороны, начальник Генерального штаба. Это они втроем руководят тайным движением советских войск к германским границам.
Они знают лучше нас и не из теоретических расчетов, что даже одну дивизию нельзя оставить на зиму в неподготовленном лесу. Солдат может перезимовать в любых условиях. Не в этом проблема. Проблема в том, что у западных границ нет стрельбищ, полигонов, танкодромов, нет учебных центров, нет условий для боевой подготовки. Войска или немедленно надо вводить в бой, или последует неизбежная деградация уровня боевой подготовки. Они знают, что оставлять на зиму нельзя ни одной дивизии в неподготовленном месте. Они знают, что виновных найдут, и знают, что с виновными случится. Но они выводят в места, где нет условий для боевой подготовки, практически ВСЮ КРАСНУЮ АРМИЮ!
Война началась не так, как хотел Сталин, и поэтому кончилась не так: Сталину досталось только пол-Европы. Но чтобы понять и до конца оценить Сталина, давайте на мгновение представим себе ситуацию: Гитлер не напал на Сталина 22 июня 1941 года. Гитлер, к примеру, решил осуществить захват Гибралтара, а операцию "Барбаросса" отложил на два месяца.
Что в этом случае будет делать Сталин?
Выбора у Сталина уже не было.
Во-первых. Он не мог вернуть свои армии назад. Многим армиям и корпусам, созданным в первой половине 1941 года, вообще некуда было возвращаться, кроме "барачных городков для лесорубов". Переброска войск назад потребовала бы снова много месяцев, парализовала весь железнодорожный транспорт и означала бы экономическую катастрофу. Да и какой смысл, сначала полгода войска тайно сосредоточивать, а потом их полгода рассредоточивать? Но даже если бы после полного сосредоточения началось немедленное рассредоточение, то и тогда до зимы этот процесс завершить было невозможно.
Во-вторых. Сталин не мог оставить свои армии зимовать в приграничных лесах. Без напряженной боевой подготовки армии быстро теряют способность воевать. Кроме того, по какой-то причине Сталин сохранял в строжайшей тайне процесс создания и переброски на запад армий Второго стратегического эшелона. Мог ли он рассчитывать на полное сохранение тайны, если бы оставил на несколько недель эти несметные армии в приграничных лесах?
Центральный вопрос моей книги: ЕСЛИ КРАСНАЯ АРМИЯ НЕ МОГЛА ВЕРНУТЬСЯ НАЗАД, НО И НЕ МОГЛА ДОЛГО ОСТАВАТЬСЯ В ПРИГРАНИЧНЫХ РАЙОНАХ, ТО ЧТО ЖЕ ЕЙ ОСТАВАЛОСЬ ДЕЛАТЬ?
Коммунистические историки готовы обсуждать любые детали и выискивать любые ошибки. Но давайте отвлечемся от второстепенных деталей и дадим ответ на главный вопрос.
Все коммунистические историки боятся давать ответ на этот вопрос. Вот почему я привожу мнение генерала, который с мая 1940 года — заместитель начальника Оперативного управления Генштаба; работал над оперативной частью плана стратегического развертывания Советских Вооруженных Сил на северном, северо-западном и западном направлениях". (Советская военная энциклопедия. Т. 2, с. 27). В его планировании все было правильно, вот почему, начав войну генерал-майором, он через полтора года стал Маршалом Советского Союза. Это он, а не Жуков, правит Красной Армией в последние годы жизни Сталина и сходит с высоких постов вместе со смертью Сталина.
Маршал Советского Союза А. М. Василевский, вам слово: "Опасения, что на Западе поднимется шум по поводу якобы агрессивных устремлений СССР, надо было отбросить. Мы подошли... к Рубикону войны, и нужно было сделать твердо шаг вперед" (ВИЖ, 1978, N 2, с. 68).
В каждом грандиозном процессе есть критический момент, после которого события принимают необратимый характер. Для Советского Союза этим моментом была дата 13 июня 1941 года. После этого дня война для Советского Союза стала совершенно неизбежной, и именно летом 1941 года, вне зависимости от того, как бы поступил Гитлер.